На разрыве

31 июля 2010 года большая семья из 16 человек ехала в Аккистау к праздничному дастархану. Но той обернулся тройными похоронами: в 20 километрах от города на полном ходу лопнуло колесо микроавтобуса. Малышка Нурай САПАШЕВА не дожила до своего третьего дня рождения двух месяцев. Дильназ ДЕГЕНОВОЙ было только четыре годика. А красавице, вице-мисс Атырау 2003 года Гульнур САПАШЕВОЙ теперь всегда будет двадцать пять.

Шок – лекарство от боли

Айнур Сапашева в мгновение ока потеряла единственную дочь, младшую сестру и  племянницу. О том, что сама стала инвалидом, она узнает лишь через год после страшной аварии. А тогда в травматологию она пришла сама, без посторонней помощи. Так же, на своих ногах, и ушла оттуда на третий день: нужно было хоронить самых близких и любимых. Вывихнутое плечо ей вправили, а перелом грудины, сразу обнаруженный травматологом, вроде бы сам собой сросся… В состоянии шока люди часто не замечают невыносимой боли. Вот и в этом случае горе держало Айнур на ногах больше года, хотя спина болела непрерывно, а левая нога начала отниматься лишь после первой годовщины трагедии. Районный невропатолог диагностировал остеохондроз. Но назначенное им лечение не помогало, а боль лишь усиливалась. Когда её, наконец, привезли в Астрахань, нейрохирург, глянув на рентгеновский снимок, воскликнул: «А как ты вообще ходишь?! Ну, в течение года ноги откажут точно – считай, ты калека…»  Застарелые компрессионные и оскольчатые переломы 7-го и 11-го позвонков оперировать врачи отказались: бесполезно. Спинной мозг вследствие деформации позвоночного канала и сдавливания был ущемлён уже на 30 процентов, произошло оседание костевой ткани, смещение позвоночного столба, образовались протрузии (сжатие нервных корешков и повреждение межпозвонковых дисков)…

Айнурово ребро

Но её всё-таки прооперировали. Нейрохирург МЯСНЯНКИН раздробленный одиннадцатый позвонок Айнуры заменил на новый, сделанный из её собственного ребра. Будет ли она ходить? Этого ей никто не обещал, но врач сказал так: «Если операцию не сделаем – ходить не будешь точно». Из двух рисков её родные выбрали меньший и назанимали полмиллиона тенге. А на очереди ещё две серьёзные операции…

Тот, не чуждый цинизма российский врач не ошибся: Айнур действительно уже калека, инвалид второй, «нерабочей» группы. Про таких говорят – «лежачая». Она лежит со дня операции, уже пять месяцев. Время от времени «гоняет» кровь – ходит по пять минут в корсете, поддерживаемая мужем. Впрочем, в их каморке не разгуляешься: в любую сторону максимум три шага – и ты у стены. Или у входной двери. Или у единственного на весь их «дом» окна.

В этой комнате четыре на пять метров родились и Нурай, и Ислам. Старший сын Айнур Саламат раньше тоже жил здесь, но после операции матери мальчика временно пристроили к бабушке: ему от неё ближе в школу. Эта комната в коммуналке для семьи уже семь лет как спальня, столовая и гостиная в «одном флаконе». Удобства – во дворе, кухня в две плиты на шесть семей – в коридоре.

В центре комнаты, у единственной батареи, – разложенный ветхий диван, постоянно занятый Айнур. Слева – древний одежный шкаф, справа – сервант, его ровесник. На нём выставлено самое дорогое в этом доме – семейные фотографии. С них смотрит на родителей и младшего братика кудрявая Нурай.

Какое сердце это выдюжит…

Мне предлагают единственный в доме пластиковый стул. Сегодня солнечно, но их сторона «не солнечная», и в комнате темно и зябко, я всё пытаюсь согреться, а малыш Ислам вертится вокруг меня в одних колготках и тонком свитерке. Мне не терпится поймать непоседу и хорошенько его укутать, но Айнур поясняет:

– Он привычный – закалённый уже.

Она производит странное впечатление: лоб гладкий, девичий, но от него разбегается частыми-частыми строчками по лежащим на подушке волосам ранняя седина – тонкая вышивка беды. Она, беда,  не отпускает Айнур всю жизнь: подростком потеряла мать, отец ушёл «к  другой» – бутылке беленькой – ещё раньше; ей было чуть за двадцать, когда она овдовела (первый муж умер по дороге на работу) и осталась с ребёнком на руках; а в 28 она испытала самую страшную потерю – похоронила собственное дитя.

– Если бы не Ислам, – она постоянно следит глазами за уцелевшим в той аварии проказником, – не представляю, что с нами было бы.

…В машине стоял привычный для большой семьи гвалт. И никто не успел поймать момент, когда ровно летевшая по трассе машина потеряла управление, и её сначала занесло на встречную, затем опрокинуло и со скрежетом потащило по грунту. Семимесячный Ислам вылетел из рук матери при первом же ударе. И – о чудо! – его на лету поймал младший брат Айнур. Когда всё кончилось, Айнур лежала спиной в раме, муж вытащил её наружу и снова нырнул в салон, выкрикивая имя дочери. Ислама нашли сразу, а Нурай не отзывалась.

– Муж словно обезумел, бегал и кричал, и тут я увидела, как на дорожном полотне полощется на ветру беленькое платьице. Она ещё дышала. Я встала посреди дороги, раскинула в стороны руки – и остановила первую же машину. Кричала: «Пожалуйста,  ребёнка – в больницу!» Не успела спросить ни имени водителя, ни его адреса, но мы с мужем благодарны этому человеку безмерно: он не сказал ни слова, просто молча кивнул, развернулся – и они понеслись в город.

Нурай СапашеваКогда подъехали к областной больнице, кожаный салон крутого «Лексуса» был весь в крови. Но Нурай в приёмном покое не приняли: ни отец, ни водитель не сообразили, что везти её надо не во взрослую больницу, а в детскую.

– До детской она не дожила, перестала дышать, – говорит, не глядя на меня, Самат. Нурай умерла у него на руках. А в областной больнице, куда следом привезли Айнур, её ещё и отчитали: «А, это твой муж с ребёнком на руках сюда приезжал? Кричал тут, на людей бросался. Пьяный, что ли, был?»

Из свидетельства о смерти Нурай: «Открытая черепно-мозговая травма в сочетании с переломами свода и основания черепа».

– А Гульнур была вся целая, ни царапины, такая же красивая, как всегда, – вспоминает младшую сестру Айнур. – Нурай сидела возле неё, и она видела, как ребёнок вылетел в разбитое окно: сердце не выдержало и разорвалось.

Бывшая вице-мисс Атырау-2003 ушла красивой, оставив оплакивать себя четырёхлетнему сынишке и мужу.

Компрессионный перелом позвоночника – травма позвоночника, при которой под воздействием травмирующей силы происходит сжатие тела позвонка, в результате чего повреждается позвоночный канал. При повреждении спинного мозга развивается необратимый паралич.

«Что же вы за люди ненасытные!»

Гульнур СапашеваЗлополучная машина Hyndai H1 (принадлежащая крупной транспортной компании Kaz-PetroTrans) была выделена супругу погибшей Гульнур на основании заявки предприятия, которому KazPetroTrans оказывал по договору транспортные услуги. Машина была арендована по контракту вместе с водителем Жолдасом БИСАЛИЕВЫМ. То есть обслуживание, поддержание должного технического состояния, техосмотры – всё это было в зоне ответственности собственника автомашины. Но случилось ДТП. В результате – трое погибших, шестеро раненых. Водитель не пострадал. Следствие признало его невиновным, и дело было прекращено. Разрыв же левого заднего колеса, который и привёл к ДТП, был классифицирован как следствие заводского дефекта.

Однако дело возобновлено, после того как городская прокуратура не согласилась с его прекращением и отменила постановление следствия, указав на необходимость проведения повторной экспертизы, теперь уже в Астане. Сейчас потерпевшие ждут её результатов. Их адвокаты говорят: в любом случае, поскольку машина служебная, юридическую ответственность должен нести её хозяин – в данном случае KazPetroTrans (представление о его финансовом обороте может дать такая справка: сумма годового контракта с ПФ «Эмбамунайгаз» в 2010 году составляла 850 млн тенге (из материалов судебного дела). – З. Б.).

Сапашевы о категориях ответственности не рассуждали. Сразу после похорон к ним приходила мать водителя Бисалиева – просить прощения за сына. Простили сами и посоветовали молить о прощении Всевышнего. Никто из них вообще никаких исков не подавал – не додумались, да и не до того тогда было: похороны, поминки, операции… Год спустя, когда вроде бы отлились первые горькие слёзы, рану снова разбередили.

– Однажды позвонила моя тётя (в той аварии погибла её внучка, а сама она получила травмы ключицы и позвоночника. – З. Б.), – продолжает Айнур. –Её возмущению не было предела: она записалась на приём к директору KazPetroTrans, просила его помочь с лекарствами (она стала инвалидом), но тот ей ответил: «Что вы за ненасытные люди? Он же (водитель Бисалиев) уже выплатил вам всем по 2 миллиона тенге!» Он помог нам, но это были вовсе не 2 миллиона, в общей сложности Бисалиев передал через своих родственников на похороны и поминки 100 тысяч тенге. Всё остальное было сделано силами двух моих братьев и других родственников, ведь на водительскую зарплату мужа в 40 тысяч тенге таких расходов не осилить. А операцию мне сделали в долг, надо отдавать эти полмиллиона. На что делать ещё две операции?

Цену жизни спросить у кого?

Айнур Сапашева и ее младший сын ИсламСпустя больше года после аварии суд рассмотрел два иска: Айнур Сапашевой – о возмещении морального вреда, понесённого в связи со смертью дочери, и её тёти – о возмещении моральной компенсации в связи с утерей здоровья. Вина находившегося за рулём Бисалиева судом не установлена, но главный-то ответчик, с точки зрения действующего законодательства, – юридическое лицо KazPetroTrans. Пункт 1 статьи 931 Гражданского кодекса РК гласит: «юридические лица, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих (транспортные организации, владельцы транспортных средств и др.), обязаны возместить вред, причинённый источником повышенной опасности». Иски рассмотрены и даже частично удовлетворены, но судебная логика оказалась неожиданной. Степень перенесённых физических и душевных страданий в результате полученных в ДТП телесных повреждений средней тяжести одной из истиц (тёти Айнур Сапашевой. – З. Б.) судья Сакен ЕРАЛИЕВ оценил в 300 тысяч тенге.

Степень же нравственных и физических страданий матери, потерявшей ребёнка и самой ставшей инвалидом, «из принципов справедливости и достаточности» (цитата из решения суда) тот же судья оценил в 700 тысяч тенге. Такова, по мнению суда, цена жизни двухлетней девочки, которая уже никогда не увидит неба, не засмеётся, не обнимет мать и отца, не станет женой и матерью…

Адвокат пострадавшей Татьяна МОХНАЧЕВА с решением судьи не согласна.

– Утрату ребёнка вообще нельзя адекватно возместить, она несоизмерима с деньгами: Нурай только начала жить, а родители лишились её навсегда, – говорит защитница. – Такую компенсацию можно было бы считать достаточной, если бы ребёнок пусть получил травму, но остался жив. Из этих соображений нами подготовлена апелляционная жалоба в апелляционную коллегию Атырауского областного суда, в которой мы просим взыскать сумму морального вреда в размере 7 млн тенге.

Зульфия БАЙНЕКЕЕВА

Фото Каната ЕЛЕУОВА и из архива семьи Сапашевых