Не так близко как в Ливане, но через 5-7 лет «волна» дефицита электричества станет ощутимой

Экономист Алмас Чукин о проблемах электроэнергетики в Казахстане, личная страница в Facebook

В электроэнергетика есть три важные части – производство электричества на станциях, передача его по проводам до потребителя и потребление (коммерческое  и личное). И складывается впечатление, что мы полным ходом идём к очень крупным проблемам в этом деле. И эти проблемы не очень далеко.

Не так близко, как в Ливане, где на днях вообще остановились последние станции и страна ушла в темноту. Но где-то через 5-7 лет «волна» дефицита электричества станет ощутимой и цунами будет только нарастать.

И, по всем трём «китам», очевидно, что мы слишком долго откладывали проблемы «в ящик» и «чёрные лебеди» летят один за другим.

Около 80% электричества производится на угольных станциях. За последние десять лет в рамках борьбы за декарбонизацию планеты – абсолютное большинство международных финансовых организаций от Всемирного банка, который закрыл уголь в 2013 году, и даже до созданного по инициативе Китая банка развития AIIB – прекратили финансирование угольной генерации. То есть, денег занять на строительство или модернизацию 80% нашего энергосектора занять негде.

Без денег почти невозможно что-то сделать. Но без оборудования уже точно ничего не сделаешь. И тут тоже каюк. Недавно, в своём выступлении на Генассамблее ООН Председатель КНР Си Цзиньпин объявил обязательство Китая достичь углеродной нейтральности, то есть нулевых выбросов СО2 к 2060 году. Но он этим не ограничился, а добавил и ещё один пункт – Китай не будет принимать участие в строительстве за рубежом угольных станций. Тут явно видно желание избежать критики в том, что их страна поощряет «грязную» энергетику.

Но без китайского оборудования сегодня строить или модернизировать угольную станцию невозможно. Они не только крупнейшие производители техники для этого дела, но и по большому счёту лучшие (кроме турбин). У них есть технологии чистого угля, при которых выбросы равны газовым станциям.

Основа казахстанской энергетики, Экибастузская ГРЭС-1, дающая 20% электричества в стране, в своё время была крупнейшей в мире угольной станцией, была запущена в 1980-1984 годах. Она ровесница московской олимпиады и один агрегат, первый, уже вышел из строя и был выведен из эксплуатации в 2018 году. И остальным 7 машинам уже почти 40 лет и по-хорошему, пришло время их менять. ГРЭС-2 построили в 1990-1993 года и успели ввести в строй 2 агрегата, и до сих пор тянется история с третьим. Главное достижение в трубе, она почти полкилометра высотой (420 м) и входит в книгу рекордов Гиннеса как самая высокая труба в мире. Про остальные станции умолчим, там есть и 1950-й, и 1960-й годы рождения.

Второй «кит», КЕГОК носит два портфеля. Они отвечают за транспортировку электричества в целом по стране, по магистральным линиям, и они ещё и диспетчер системы, отвечающий за регулирование. Как транспортная компания они справляются довольно неплохо, но как диспетчер они столкнулись с вызовом, на который они сами ответить скорее всего не смогут.

Для регулирования и балансирования системы нужны резервы и возможности. Если вдруг на юге ударили холода, и все включили обогреватели, спрос на электричество вырос в два раза, и этот спрос надо удовлетворить. А как? Надо иметь резерв мощности по производству электричества где-то. И провода не резиновые, тоже больше, чем можно, не передашь. Значит нужны резервы и там, и тут. А вот резервов всё меньше и меньше. Точнее их нет.

Казахстан вернулся к уровню потребления электричества, который был в СССР в 1990 году, где-то 2-3 года назад. В 90-х потребление из-за распада промышленности упало почти в 2 раза и хотя и были проблемы, но система имела резерв. В пиковые утренние и вечерние часы уже частенько приходится пользоваться перетоками из России, чтобы закрыть дефицит.

А тут ещё добавились ветряная и солнечная генерация. В целом, вроде хорошо, за 5 лет добавилось 2,000 мегаватт новых мощностей, но они переменные, и с ними надо работать по-другому, это не угольный котёл.

Вся электросеть нуждается в новом видении и в колоссальных инвестиционных ресурсах, которые она сама породить не сможет. Нам не только наладить надо, что есть, но и смарт-грид строить. Вопрос на какие деньги?

Ну и главный – третий «кит». Потребитель и рынок. Никакого толка не будет улучшать производство и передачу электричества, если не регулировать ценовыми и рыночными методами спрос. У нас абсурдная ситуация с ценой на электричество. Мало того, что оно почти самое дешёвое в мире – оптовые цены в районе 2 центов за кВт*ч, и розничные от 4 до 6 центов. Это ниже среднемирового в 2-3 раза, при том, что сырьё и оборудование покупается по мировым ценам.

Электричество как товар стоит одинаково и летом, и зимой, и утром, и вечером, и днём, и ночью. А производство его и доставка не стоит одинаково. Когда народ в 7 утра или в 7 вечера дружно включает всё, что можно – от электрочайников до стиральных машин и телевизоров, спрос подскакивает в 2-3 раза, а как его закрывать.

Несколько лет назад отменили дневные/ночные тарифы. В результате, никто не пользуется таймерами на стиралках, и прочих устройствах, экономить нет никакого смысла. А при этом все энергетики любят порассуждать о дефиците «балансирующих» мощностей.

Вот это балансирование уже стало модной фразой, но лишенной всякого экономического смысла. Обычно, подразумевается наличие неких газовых станций, которые по требованию к ужину будут включаться, закрывать все пики, а потом могут выключаться. При этом непонятен ответ на три вопроса: кто их построит, где, когда и на чьи деньги? Где взять газ и по какой цене на эти станции? И как окупить дорогую новую газовую станцию, если она будет работать 4-6 часов в день в пики? Понятно, что и гидростанций в ближайшие годы мы не построим, потому что особо и негде, да и невыгодно.

Во всём мире, да и в СССР, основа балансирования это кооперация. СССР оставил нам центрально-азиатское кольцо, в котором гибкие гидроресурсы Кыргызстана и Таджикистана, газовые станции Узбекистана были соединены с тепловыми станциями Казахстана. В пик, открывали заслонки на Токтогуле и снимали проблему, ночью не лили воду зря, а работали паровые котлы и газовые. Когда надо, использовали временные различия. Пока люди просыпаются на Востоке, западные регионы работают на них, потому с ходом солнца и нагрузка перемещается. От этого выигрывали все. Но теперь вместо того, чтобы углубить кооперацию, мы за 30 лет свели её почти к нулю.

Великобритания, которая изолирована в силу островной географии, недавно проложила ещё один подводный кабель большой мощности к Норвегии. Они понимают, что энергетическая безопасность не в обрезании кабелей, а большом их количестве. При любой аварии или сбое, они могут в 15 минут взять энергию из разных стран Европы. Больше опор, выше стабильность. Мы должны усилить наши выходы на РФ и ЦентрАзию, построить резерв на Китай.

В Европе и мире сейчас преобладает концепция избыточного развития ВИЭ. Смысл этой идеи очень простой. ВИЭ критикуют за её непредсказуемость. Что делать, если ветра нет. Но ответ есть. Если построить ВИЭ в 2-3 раза больше по производству чем надо, и там где есть хорошие условия, проблема дефицита решается. Возникает, правда, новая проблема, что делать с избытком электроэнергии. Но тут тоже есть два ответа: можно просто отключать и регулировать эти отключения излишков, либо что-то производить типа зеленого водорода или хранить в батареях.

Только за счёт разумного и экономически просчитанного регулирования можно сэкономить сотни миллионов долларов ненужных инвестиций в устаревшие подходы. У Казахстана есть огромный ресурс свободных территорий. Не бегать надо от ВИЭ, надеясь на чудесное продление нефтяного века, а стать лидером экспорта зелёной энергии, заместив ею ископаемое топливо. По совокупной стоимости кВт*ч на солнце или ветре уже является самой дешёвой технологией, даже если не считать налога на выбросы СО2, которого у нас нет.