Олег Червинский: «Много лет говорили о том, как соскочить с нефтяной иглы, и вот... дождались»

Последние месяцы мы наблюдаем за тем, как цена на нефть падает до исторических минимумов, заканчиваются резервуары для хранения нефти из-за отсутствия спроса, эксперты озвучивают разные мнения, но ясно одно – как раньше уже не будет. «АЖ» направил несколько вопросов известному казахстанскому журналисту, эксперту по нефтегазовой отрасли Олегу ЧЕРВИНСКОМУ и получил на них ответы.

– Олег, во всем мире пандемия, спрос на нефть падает, добычу приходится сокращать, в том числе Казахстану. Как вы думаете, коснется ли это сокращение трех крупных операторов – ТШО, НКОК и Карачаганак Петролиум Оперейтинг? Ведь они самые крупные налогоплательщики в нашей стране.

– Ситуация для нефтегазовой отрасли Казахстана, не просто сложная, а очень сложная. На обязательства по сокращению объемов добычи наложилось падение мировых цен на углеводороды, всё это усугубилось катастрофическим снижением спроса на сырую нефть и внутри страны, и на основных экспортных направлениях по причине пандемии коронавируса.

Хотя Казахстан будет стремиться выполнять взятые на себя обязательства в рамках ОПЕК+, сомневаюсь, что ему это удастся в полной мере. Но, по крайней мере, мы всегда будем декларировать стремление к их исполнению. Здесь нужно вспомнить, что и в прошлые годы Казахстан выходил за пределы своих месячных квот, но в итоге худо-бедно вписывался в годовые за счет естественных причин, как например, ремонтных работ на Кашагане.

Снизить добычу на 390 тысяч баррелей в сутки в течение мая-июня, как того требуют обязательства, Казахстану будет очень сложно. Дело в том, что заставить акционеров трех мегапроектов – Тенгиза, Кашагана и Карачаганака – снижать добычу министерство энергетики не может, и поэтому административные рычаги у него остаются только в отношении дочек «КазМунайГаза» и мелких и средних добывающих компаний. Большим «подспорьем», если можно так выразиться, станет также продолжающееся последние годы естественное падение добычи на месторождениях Кызылординской области, которое пойдет в зачет исполнения обязательств.

Что касается снижения добычи у трех крупных операторов, то я не исключаю и такой вариант. Но только в том случае, если ситуация с коронавирусом в Казахстане будет усугубляться – хотя операторы и принимают беспрецедентные меры безопасности, чтобы не допустить вирус непосредственно на месторождения. Но, как мы уже убедились, исключать нельзя даже самых фантастических сценариев. И если придется вводить карантинные меры непосредственно на объектах нефтедобычи, то возможно падение добычи и на мегапроектах.

– Что может при таком раскладе потерять Казахстан как страна с сырьевой экономикой? Мы давно говорим о диверсификации экономики, но пока зависимы от нефти. К чему придем?

– Учитывая, что поступления от нефтегазовой отрасли формируют основную часть казахстанского бюджета и обеспечивают пополнение Национального фонда, нашу экономику ждут нелегкие времена.

Известно, что при падении экспортной цены на нефть ниже определенного уровня компании-экспортеры перестают платить вывозную таможенную пошлину, которая в полном объеме направлялась в Нацфонд. Уже объявлено, что только за счет падения поступлений от нефтяников Нацфонд недополучит в текущем году 1,6 триллиона тенге.

При отсутствии прибыли падают объемы корпоративного подоходного налога. И это затронет не только нефтедобытчиков. В условиях отсутствия подрядов нефтесервисные компании вынуждены будут отправлять сотрудников в неоплачиваемые отпуска или увольнять персонал. По прогнозам, в ближайшие три месяца в нефтесервисе потеряют работу не менее 30 тысяч сотрудников. Значит, мы увидим сокращение налогооблагаемой базы по индивидуальному подоходному налогу с физлиц. И так далее, по цепочке.

Придётся сокращать бюджетные расходы, а за счёт чего? В первую очередь под нож пойдут социальные программы, заморозятся индексации зарплат, выплачиваемых из бюджета, пенсий, соцвыплат. В общем, ничего хорошего.

Разговоры об уходе от нефтяной зависимости идут в стране последние лет десять-пятнадцать, но, несмотря на громкие лозунги и посадки коррупционеров, ничто кардинально не меняется. Мало кто помнит, но еще в 2010 году президентским указом была утверждена Государственная программа по форсированному индустриально-инновационному развитию. Потом еще одна, а в последний день 2019 года – уже третья по счету, рассчитанная на период до 2026-го. А результаты где?

Поэтому сейчас мы и имеем ситуацию: когда нефтяная отрасль кашляет, лихорадит всю страну.

– Многих волнует ситуация на Тенгизе: там уже зарегистрированы случаи инфицирования коронавирусом. Оттуда вывозят работников, строительные работы приостановлены – чем это может обернуться? Хотя руководство ТШО заверяет, что производство работает в штатном режиме.

– Ситуация там, действительно, очень ответственная, учитывая вклад Тенгиза в общие объемы нефтедобычи в стране и то, что Проект будущего расширения вышел практически на финальную стадию.

Сейчас задача номер один для «Тенгизшевройла» – не допустить развития эпидемии среди своих сотрудников. Именно поэтому началась частичная демобилизация с месторождения персонала, не занятого на критически важных работах.

Но если ситуация будет ухудшаться, она может отразиться на сроках завершения ПБР, которое, как известно, планировалось на конец 2022 года – начало 2023-го. И даже если нефтяные цены к тому времени подрастут, увеличение объемов добычи на Тенгизе отодвинется.

– Волнуются и нефтесервисники – если работы остановятся, не будет и подрядов, значит, десятки тысяч людей останутся без работы, вы это уже отметили. Раньше по окончании одного проекта рабочих переводили на другой. А как теперь?

– Для нефтесервиса ситуация, действительно, очень тяжёлая. Я уже говорил о 30 тысячах, которые могут потерять работу. А за каждым стоят семьи, и это значит, что без куска хлеба могут остаться 150-170 тысяч казахстанцев.

Союз нефтесервисных компаний Казахстана Kazservice обратился к президенту Касым-ЖомартуТокаеву с письмом о необходимости предоставления государственной поддержки. И в настоящее время Союз совместно с министерством национальной экономики готовит свои предложения по этому вопросу на имя премьер-министра.

– Как вы считаете, сделка ОПЕК+ нужна Казахстану? Ведь без нее и так было бы сокращение добычи естественным путем из-за отсутствия спроса?

– Понятно, что сделка ОПЕК+ – это больше вопрос политический, чем экономический. Наивно предполагать, что Казахстан является сколько-нибудь влиятельным игроком на мировом рынке нефти, таким, что может влиять на ценообразование. Но есть русская пословица: «Назвался груздем – полезай в кузов». Когда Казахстан пригласили в 2016 году за стол переговоров ОПЕК, а затем, в прошлом году – еще и в мониторинговый комитет по соблюдению условий сделки ОПЕК+, то в Астане это расценивали ни много ни мало как свидетельство высокого авторитета страны на мировой арене.

Участие в ОПЕК было отчасти таким же имиджевым мероприятием, как ЭКСПО-2017, Универсиада, Астанинский экономический и другие форумы с участием нобелевских лауреатов и т. д. и т. п. А за удовольствие летать на заседания в Вену, фотографироваться с шейхами и раздавать интервью надо платить.

Но надо учитывать и вторую не менее важную причину – основная борьба на нефтяных полях, как мы видим, развернулась между Саудовской Аравией и Москвой, и в такой ситуации мы не могли не поддержать своего стратегического союзника по ЕвразЭС по его просьбе. Причем очень настоятельной.

Справедливости ради надо сказать, что когда в 2016 году Казахстан по приглашению России вступил в клуб ОПЕК+, никто и предположить не мог, каким драматическим окажется год 2020-й.

Нургуль ХАЙРУЛЛИНА