Война и Победа глазами детей

В преддверии великого праздника Победы журналисты “АЖ” попросили рассказать о 9 мая 1945 года тех, кто был тогда ещё ребёнком, но помнит, как это было.

ДАСТАРХАН В ПОЛЕ

«Мне было 13 лет, по тем временам совсем взрослый паренёк. Наша семья жила тогда в районе Авангарда. Это сейчас там спальный район со множеством многоэтажек, а в то время было всего несколько мазанок и психбольница. Вдоль берега располагался аул рыбаков Гослов. Сообщения о капитуляции Германии я не услышал, хотя на уличном столбе была установлена “тарелка” радио. Долгожданную новость всем сообщил мой отец, который работал завхозом в школе и по совместительству был профкомом. Вместе с местным милиционером они представляли собой советскую власть в ауле, занимались организацией мобилизационных мероприятий и похоронами: в те годы много народа умерло от тифа. В тот светлый день никто не хотел оставаться дома, аульчане решили собраться вместе. Кто-то зарезал барана, остальные принесли нехитрое угощение из дома и накрыли дастархан прямо в поле, недалеко от того места, где сейчас располагается интернат №1».

Тулеген ИЩАНОВ

ОТЧЕГО «СОРВАЛСЯ» СТАРЫЙ ДИРЕКТОР

«”Победа! Победа! Мы победили!” –не сдерживая эмоций, кричал в самодельный рупор обычно такой строгий директор. Услышав радостные крики, мы, ребятня, высыпали на улицу, возле школы тут же собрались аульчане. Возник стихийный митинг. “Алакай, сколько ждали и наконец дождались!” –люди спешили поделиться переполнявшими их чувствами. Кто-то радовался предстоящей встрече с родными, которых ждали с фронта, другие плакали, вспоминая тех, на кого пришла похоронка. Их утешали: возможно это ошибка, и солдат ещё вернется. «Такое редко, но случается», –уверяли бывалые фронтовики. Их в толпе было совсем немного, калеки –без ноги или руки. После митинга мы пошли домой. Вокруг были всё та же нищета и голод, но они казались нам уже не такими страшными, как раньше. В душе поселилась уверенность, что теперь всё будет хорошо. Обязательно!

…Хочу рассказать и о том, как мы узнали о начале войны. Однажды утром я проснулся от надрывного плача женщин. Мужчины садились на лошадей и верблюдов и куда-то уезжали. Мне было пять лет, и крики «Согыс! Согыс!» ни о чём мне не говорили. Я понял одно – отец куда-то уехал и все его братья тоже. Через полгода стали забирать совсем молодых братьев, которым едва-едва исполнилось восемнадцать. В ауле оставались только совсем юные мальчишки, но как только они достигали совершеннолетия, их тут же отправляли воевать. А с фронта в аул “летели” кара кагаз – похоронки. С тех пор я не могу спокойно воспринимать безотцовщину. В годы войны это ещё было понятно, но когда в мирное время дети растут без отца – это ужасно».

Багитжан КУСНИЕВ

МАЛЬЧИШКИ ВЫШЛИ НА УЛИЦУ ЖДАТЬ ОТЦОВ

«…Тогда я жила в селе Украинка Оренбургской области у своей крестной Полины Филипповны. 9 мая 1945 года помню очень хорошо. Утром я, как обычно, пошла в школу. Прозвенел звонок. Мы все уселись и ждали нашего учителя. Не помню, какой должен был быть урок, но вдруг в класс вошел наш военрук –его серьёзно ранило на фронте, и как только он оклемался, сразу же устроился работать к нам в школу. Его лицо было таким же белым, как стены нашего класса. И ещё я помню, что его трясло. Он прислонился к двери и прошептал или даже вернее будет сказать прохрипел: “Дети…” И после паузы: “Дети… война закончилась… вы… выходите на линейку». Мы все повскакивали со своих мест и кричали от радости.

После линейки нас отпустили домой. Крестная была в погребе. Помню её суровый взгляд и грозное ”Ты что пришла, а? А ну-ка, быстро в школу!” А я ей кричу: “Война закончилась!” – “Вечно ты врешь, Олька, та ну тэбэ…”

Весь день люди в селе радовались и передавали новость из уст в уста. Я помню женщину, которая пробежала по всему селу, размахивая своим платком и крича: «Война закончилась!!!» А мальчишки весь день проторчали на улице, отцов своих встречали. Матери объясняли им, что их отцы сегодня не придут. Да только те не верили. Целой гурьбой собрались и ждали…»

Ольга ЛАЗУКОВА

ЛЮДИ БЕЖАЛИ ПО ДЕРЕВНЕ И СТУЧАЛИ В ОКОШКИ

«Когда началась война, мне было пять лет. Наша семья жила в небольшой деревне Тиховоля Гродненской области в Белоруссии. До 1939 года земля, на которой находилась наша деревня, относилась к Польше, а потом – к Белорусской ССР. Когда началась война, я жила с двумя сестрами, мамой и бабушкой. Старшего брата еще до войны призвали в армию, а потом он оказался на фронте, связь мы с ним потеряли.

Мужчины сразу же ушли в лес и стали партизанами, а в деревне остались только женщины, дети и старики. Немцы пришли очень быстро. Они забирали у нас продукты и скотину. Помню, у нас была корова, и когда один немец стал ее уводить, наша бабушка выбежала во двор и не отдавала её ему. Немец разозлился и навёл на бабушку автомат. Тут подоспел соседский паренёк, схватил бабушку и оттащил в сторону. Немец выстрелил, но в бабушку не попал.

Потом немцы собрали со всей деревни подростков и угнали в Германию. В их число попала и моя старшая сестра. А чуть позже и нас, маленьких детей, собрали, погрузили в машины и куда-то повезли. Мамы остались в деревне. Все плакали. Нас привезли в другую деревню, а через пару дней привезли и матерей со стариками. Дело в том, что в той местности было много деревень, и все они находились в лесах. Фашисты боялись партизан, поэтому собрали всё население с мелких деревушек и свезли в одну покрупнее. По несколько семей расселили по домам.

Несмотря на то, что в деревне стояли немцы, к нам всё равно приходили партизаны. Женщины готовили им еду, пекли хлеб, передавали картошку, при лучинках ночью вязали носки, чинили одежду.  Поздно ночью еле слышно один раз кто-то стукнет в окошко – мы уже знаем, что это наши пришли, осторожно передавали им котомки с приготовленной едой. Ну и немцам приходилось давать еду, когда они просили –их боялись.

После того как немцы отступили, мы потихоньку начали возвращаться в деревни, где жили раньше. Но жить было негде, все дома немцы сожгли. Рыли землянки, а ребята, которым было по 15-16 лет, валили деревья, чтобы ставить новые дома. Так потихоньку и начали строить новую жизнь.

…Я толком не помню, как мы узнали о конце войны. Помню, что люди бежали по деревне, стучали в окна домов и кричали: «Победа! Победа! Победа!» Мы тоже  побежали со всеми. Мне почему-то больше всего запомнились слёзы. Плакали все без исключения, друг друга целовали и обнимали. Это сейчас не передать словами, какие то были слёзы, какой была та радость, выстраданная за страшные годы войны. Не дай Бог никому!

О нашем старшем брате мы долго ничего и не слышали. Только два года спустя маме сообщили, что в польское почтовое отделение, которое находилось в соседней польской деревушке, от него приходят письма. Мама ночью перебралась через советско-польскую границу и забрала письма. Так мы узнали, что уже почти в конце войны он был ранен и оказался в гурьевском военном госпитале. Долго писал письма домой, надеясь на ответ. Позднее мы списались, а потом и встретились. В то время он обосновался в Гурьеве, устроился на работу. Приехал к нам повидаться, а когда уезжал, забрал меня с собой, чтобы я могла получить образование, а позже в Гурьев перебрались мама, бабушка и сестра. А самая старшая сестра, угнанная немцами, так и умерла в Германии».

Анастасия ГОВОРКОВА

ТЯЖЕЛО БЫТЬ В ВОЙНУ ПОЧТАЛЬОНОМ

«В мае 45-го я заканчивал 8 класс и параллельно работал на почте в посёлке Зелёный. Весть о победе мы, почтовики, узнали в первую очередь. Я помню, как начальник почты постучал в окно нашего дома и сообщил, что война кончилась. Мы не знали, как реагировать, радость была бескрайняя. Дома были бабушка и отец –в 1942 году он был ранен под Сталинградом осколком авиационной бомбы, попал в госпиталь, а весной 43-го вернулся домой на двух костылях. Мы обнялись и плакали. Было тяжело. Ведь когда я работал почтальоном, матери и жены встречали меня за версту –ждали писем с фронта. И вот наконец долгожданная Победа. Все высыпали на улицу, танцевали, смеялись. Трудно сейчас выразить словами всё то, что мы пережили в тот момент.

…После войны было нелегко. В Гурьеве тогда орудовала банда. Сегодня, наверное, уже никто не помнит, но во время войны люди отдавали последние свои сбережения на укрепление мощи армии и покупали облигации. В 46-ом началось погашение займов военных лет. Старики и старухи приходили в сберкассы  обменять облигации на деньги. Ничего не подозревая, они просили парней, стоящих там, помочь им и отдавали им ценные бумаги, а те незаметно меняли их на уже погашенные. В основном это были отсидевшие, которые в 45-м году попали под амнистию. В 47 году эту банду снова посадили».

Хасангали НУРТАЗИН

«ПОМНЮ ОТЦОВСКИЙ ЗАПАХ»

«Когда началась война, мне было 4 года. Своего отца я почти не помню, в памяти остался лишь высокий мужчина, пахнущий чем-то приятным и родным. Вспоминаю, как мы прощались с ним, провожая на фронт. Папа тогда подбросил меня вверх к яркому солнышку, и я, взобравшись на его плечи, долго не слезал с него. Словно чувствовал, что он уходит от нас навсегда. И всё своё детство я часто думал о нём, в своих снах и рассказах представлял его, скромного сельского агронома – отважным героем, крушившим фашистов.

О том, что он пропал без вести где-то под Сталинградом, я узнал позже, в 45-м, когда пришла победа. Оказывается, мать получила извещение ещё в 42-м году, однако нам об этом не говорила, видимо надеялась, что отец ещё жив и вернется.

Надежды окончательно развеялись, когда однажды на пороге нашего дома появился угрюмый солдат с медалями. Он поинтересовался, чей я сын и погладил меня по голове. Дядя Артыкбай был однополчанином моего отца. Помню, как нас, детвору, прогнали играть на улицу, а гостя пригласили за скромный дастархан. Через окошко я видел, как солдат что-то тихо рассказывал моим пожилым деду и бабушке, а мать, разливавшая чай, смахивала платком свои слёзы. Он рассказывал, как видел в последний раз живым их сына и мужа. 

…В ноябре 42-го, когда остатки их полка пошли в очередную контратаку против немцев, Артыкбай на берегу Волги увидел моего отца Ахмета. Он, тяжело раненный, лежал среди других раненых бойцов, ожидавших медицинской помощи. Отец попросил своего друга принести ему воды. Артыкбай оставил ему свою фляжку, а сам ушёл в атаку. Когда они вернулись назад, санбат был полностью разбомблен…

Через много лет я отыскал данные о своем пропавшем отце, сегодня его имя выбито на стеле среди других сотен тысяч погибших защитников Сталинграда».

Жалгас ИМАНГАЛИЕВ