Финский концлагерь и вся жизнь

У нас в Атырау живёт Екатерина АБСАТЫРОВА, которая во Вторую мировую войну, ещё маленькой девочкой, попала в концлагерь – да не в германский, а финский. Свою удивительную и тяжёлую военную и послевоенную историю она поведала корреспонденту «АЖ».

Родилась наша героиня в 1931 году в Мордовской АССР в деревне Первомай в крестьянской семье. Отец и мать работали в колхозе.

- В 1939 году началась война с Финляндией, и часть финской территории отошла к СССР. Финны оставили свои дома и уехали.  Земля пустовала, к нам приехали вербовщики, чтобы мы поехали туда жить и хозяйствовать.  Тогда нас было 9 детей, мать с отцом и бабушка по отцовской линии. Отец туда съездил «на разведку» - ему понравилось: у нас-то хижины, а там добротные каменные дома. Ну и поехали. Нам достался пятикомнатный дом, - начала Екатерина Серафимовна свой рассказ.

Жили и работали там два года, но когда в 41-м на СССР напали немцы – финны вернулись. Отношение «горячих финских парней» к «пришельцам» было очень жёстким.

- В Германию они не стали нас перегонять, а отправили в концентрационный лагерь Юрокко возле Хельсинки и разместили за колючей проволокой.  Жизнь лагерную описывать тяжело. Во-первых несвобода, во-вторых, постоянный голод, в-третьих, отношение охранников. Это были издевательства и побои  за любую по их мнению провинность. А однажды получила, можно сказать, «за дело».  Я ненавидела их, помню, открыла дверь дома, где сидели финны, и плюнула туда, меня схватили, стали бить, пинали ногами... А ещё Вася Тонкобородка был у нас, он чем-то провинился, так они его привязали к лошадиному хвосту, и лошадь волочила его, чуть живой остался.

Так прошел год, после чего узников перегнали в такой же концлагерь на полуостров Ханко. Там было семь бараков, но всех почему-то запихали в один. Теснота страшная, спали и на нарах, и под нарами. Правда, охранники не такие злые.

-Потом нас опять куда-то повели, через трое суток стоим под дождём возле железной дороги, и вдруг  подъезжает санитарный поезд, но пустой, нас туда погрузили. Мы такие были измотанные, даже не заметили, что там вместе полок брезентовые носилки в крови, упали замертво и уснули.

Теперь они оказались в лагере Пернео. Финны решили, что нечего пропадать дармовой рабочей силе, и отправляли узников трудиться в местных хозяйствах. В семье Кати работали отец, мать, брат, три сестры, и ее тоже взяли – пасти коров. В лагере оставались дети и старики.

Однажды Катя с хозяйской девочкой пошли пасти коров, отвлеклись и не заметили, как бурёнки куда-то подевались.  

- Кричим: «Лехне, лехне, туле!», что означает коровы, идите домой. А их и след простыл. Какой из меня меня пастух - отправили обратно в лагерь. Хорошо хоть не наказали как-нибудь по-другому. Но потом коровы нашлись. А детям нашли другую работу: мы собирали сучки на лесоповале, летом собирали ягоды в бочки для финских семей, причём надо было выполнить норму. Мы были вечно голодные, но попробуй в рот взять ягоду – черника как чернила, даже если твой котелок наполнен, охранник велит «Язык высунь!», и если он синий – палкой бил по лицу.  На ногах зимой и летом были колодки деревянные - ты растешь, и на ногах появляются кровавые мозоли.

...А однажды, когда собирала ягоды, увидела партизана. Человек вышел из кустов, узнал, что я русская, и сказал: «Девочка, никому не говори что меня видела. И не горюйте, скоро мы вас освободим». Я возвращалась в лагерь окрылённая.

ДЕНЬ ПОБЕДЫ В КОМПАНИИ КРЫС

Так прошли долгие три года, а потом была снята блокада с Ленинграда и пришли советские войска. Среди узников ходили слухи, что перед отступлением финскому офицеру был дан приказ всех в лагере расстрелять, но он не стал этого делать, не выполнил этот приказ. Если так, то наверное тому человеку зачлось на том свете.

Екатерина Серафимовна вспоминает, что когда они ехали домой на поезде, отношение к ним было презрительное, советские солдаты говорили взрослым мужчинам, мол, предатели вы, мы здесь кровь проливали, а вы отсиживались. Это было очень больно. ..

- Мы хотели вернуться в свой дом, но оказалось, что финны при отступлении сожгли все дома и хозяйства. Поселились в какой-то времянке, пухли от голода. Отец уехал в  город и вернулся с банками консервов – помню, мы так набросились на эти консервы и столько съели, что потом у нас дизентерия  случилась с кровью... Пошла в школу – она была в 9 километрах, зимой на лыжах туда ходила. Кое-как окончила 4 класса.  А в 5-м классе у меня учебников не было, только один – по истории, и знала, что переходные экзамены не сдам. Так и вышло. Поэтому когда у меня спрашивают, сколько классов закончила, отвечаю: «Четыре класса, пятый – коридор».

Однажды отцу Кати сказали, что девочка может пойти помогать одной женщине, которая молотила хлеб в деревне. Оплата – тот же хлеб. Поехала Катя.

- У нее был большой зал, полный ячменя и пшеницы. И там завелись крысы, вот она попросила меня отбирать зёрна от помёта.  Я отбираю, а крысы бегают туда-сюда, мне очень страшно... Именно там, в компании крыс, я встретила 9 мая – День победы.

...Однажды отца завербовали на стройку в Петрозаводске, пообещав поселить в хорошем доме. Отец снялся вместе со всей семьёй, к этому времени у Кати появился маленький братик – десятый ребёнок, но вербовщик обманул: дали только комнатку в ветхом бараке.  И с едой было по-прежнему очень плохо, ели очистки от картошки, но, вспоминает моя собеседница, после нескольких лет в концлагерях всё же грела душу свобода.

«КУШАЙ, ПАНЯ, КУШАЙ»

- Уже шел 1946-й год, я хотела работать и пошла с подругой на кирпичный завод. Директор завода спрашивает: «Что вам нужно, девочки?

- Мы на работу.

- На работу? Это ж не детский сад, ну-ка вытяньте ручки... Вот на эти ручонки 20 килограммов кирпичей будут класть, думаете, выдержите? Вряд ли. Вы подрастите немного, потом приходите».

Всё равно как-то надо было добывать хлеб насущный – продавала клюкву на рынке, ландыши в центре Петрозаводска, возле театра. Смотрю - высокие каблуки, пара красивая в театр идёт, а я тут как тут со своими ландышами.

... Однажды прихожу домой, а меня встречают чуть ли не с музыкой. Родные говорят: «Катя, одна семья просит помощницу по дому, нянечку для двух маленьких детей». Ну вот там я попала, можно сказать, в рай.  Там было всё для нормальной жизни, но привычка собирать очистки от картошки осталась, я забирала их домой. Однажды хозяйка спрашивает: «Катя, у вас, наверное, скотина есть?» Я отвечаю, что нет, что мы сами это кушаем. Она: «Ты дурака не валяй, если тебе что-то нужно, говори, со склада тебе будут отпускать». Обули, одели. Именно тогда впервые попробовала квашенную морковку, ах, такая вкуснятина. Так я стала приносить домой картошку, рис, хлеб. На полпути меня ждала сестрёнка Паня, сразу хватала хлеб и ела, ела. Я приговаривала «кушай Паня, кушай». А дома ждали еще несколько голодных детей.  

В этот момент голос Екатерины Серафимовны задрожал, по щеке скатилась слеза и долго не засыхала.  

«КАК УВИДЕЛ, СРАЗУ ПОНЯЛ: МОЯ»

...Время шло, Катя выросла, расцвела. Однажды от старшей сестры из Беломорска - она была замужем и родила близнецов – пришла телеграмма: мол, не справляюсь одна, пришлите Катю.

- Я с радостью согласилась, но вот беда – надеть в другой город нечего. А у Пани было платье в клеточку. Мама говорит: «Пань, ну отдай Кате, а то в чем она поедет?» Сестра заплакала, но отдала. А я говорю: «Пань, если на ноги встану, куплю тебе крепдешиновое платье». Сестра была высокая, ее платье под меня подогнали, и поехала я к старшей.

Через какое-то время Катя устроилась работать в столовую. Однажды туда зашли несколько человек военных.  

- В том числе мой, - показывает она на фотографию на стене. - Он потом говорил: «Я как тебя увидел, сразу понял: моя». Вообще-то у меня уже были кавалеры, но мой будущий муж всех отбил. Он служил в военизированной охране. Гуляли по городу, зашли в магазин, он: «Что тебе купить?» Я: «Да не надо ничего...». Тогда были в моде косынки, он мне косынку купил. Долго не ходили, очень скоро он предложил расписаться. Пришли в ЗАГС, там перед тем, как расписать, спросили национальность. Он говорит «казах», я говорю, «а я думала, что ты киргиз». Вот такой бесшабашная была.

Зарегистрировали свой брак Екатерина Ксенофонтова и Вагаф Абсатыров 13 августа 1950 года.

По службе мужа до 1968 года жили в Сибири, у них родились дочь и сын, которых назвали Лидией и Анатолием.

- Я мужа Володей называла, да все его так называли - он был из ганюшкинского детдома. В семье их было четверо детей, но отец погиб на войне, матери было трудно за всеми смотреть и троих она отдала в детдом. Оттуда он пошел в армию. Но позже мама нашла всех своих детей, семья объединилась. Ведь именно по этой причине мы приехали в Гурьев, хотя я, честно сказать, тогда не хотела. После его выхода в отставку в 1968 году мы переехали сюда, здесь у нас родился третий ребенок, назвали снова Лидой. Почему, потому что старшая наша дочь погибла годом раньше, вот и назвали младшую  в память о ней.  

Она всё «помнит как вчера», уверенно называет места. фамилии, даты. И в конце ещё спросила:

- Я вас не утомила?

Удивительная женщина. Долгих ещё лет вам жизни!

Нургуль ХАЙРУЛЛИНА

Фото и видео Нурбейбита НУГМАНОВА