Хрущёвский узник

Рассказать «АЖ» о своей непростой судьбе 92-летнего Николая Николаевича СЛАВОВА (на снимке) уговорила его супруга Людмила Петровна. В договорённое время я пришла к ним домой. Эти добрые люди приняли меня радушно, приготовили чай со сладостями. И ещё на столе лежали книги, вырезки из газет, фотографии.

Николай Николаевич – уроженец Одессы, с первых дней участник Великой Отечественной войны, получил тяжёлую контузию под Полтавой, после которой был комиссован из армии. В 1943 году его направили в Гурьев в трест «Казнефтестрой», относящийся к Эмбанефтегазу. Устроился электриком, участвовал в строительстве нефтеперерабатывающего завода, Жилгородка, первого хлебозавода, молзавода, мясокомбината. В тресте руководил электротехническим отделом, под его началом было 25 человек.

АРЕСТ ПО ДОНОСУ

– После XX съезда КПСС, в феврале 1956 года повсюду в партийных организациях зачитывали доклад Хрущёва, в котором он развенчал культ личности Сталина. Я не был партийным, но меня пригласили на то собрание как начальника отдела. Для меня, как и для многих других, доклад Хрущёва стал большим потрясением,– рассказывает Николай Николаевич. – Под впечатлением этого доклада я стал более критично относиться к окружающей действительности. Когда в ноябре 56-го года советские войска вошли в Венгрию и там в тяжёлых боях гибли наши солдаты, я считал, что это неправильно – в мирное время посылать наших людей на смерть в чужую страну. Своё мнение я не скрывал, говорил об этом среди сослуживцев, знакомых... И кто-то, видимо, написал донос в «органы». Однажды после работы пришёл домой и обнаружил, что в доме был обыск. Всё вверх дном, книги валяются на полу. А через  некоторое время меня арестовали. Это было 17 июля 1957 года.

Глаза моего собеседника наполнились слезами. Чувствуется, что ему и сегодня тяжело вспоминать об этом:

– Меня заключили в гурьевскую тюрьму, в камеру-одиночку №11 на первом этаже. В крохотной камере были металлическая кровать, небольшой столик и стул. Ложиться на кровать с раннего утра и до позднего вечера было запрещено, только сидеть или стоять. Каждые полчаса через глазок в двери меня проверял охранник.

ПОЛГОДА В «ОДИНОЧКЕ»

Николай Николаевич провёл в камере-одиночке почти полгода. Он никого не видел, ни с кем не разговаривал, кроме следователей. Со сталинских времён методы не изменились: днём спать не разрешалось, а на допросы вызывали по ночам. Пытка бессонницей – самая страшная. Собственно, сам допрос занимал немного времени: « – Будем говорить?

– Да.

– Вы такое высказывали?

– Да.

– А почему?

– Это моё личное мнение».

Остальное время следователи, сменявшие друг друга, следили за тем, чтобы он не уснул.

– Поздней осенью 57-го я подписал обвинительное заключение по статье 58-10 УК РСФСР  «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти», – продолжает Николай Николаевич. – Конечно, я был с ним не согласен. Но сил сопротивляться уже не было. Гурьевский областной суд дал мне десять лет лишения свободы.

Он не мог знать, что после приговора его тогдашнюю супругу, работавшую в химинституте, находящуюся на 8-м месяце беременности, вызвали в местный КГБ и потребовали через прессу отречься от мужа-антисоветчика. После этого разговора она пошла на работу и выпила химическую смесь. Сама выжила, но ребёнка потеряла.

– Был сын... Похоронили мертвого... Об этом она мне уже позднее написала, в лагерь,– дедушка заплакал. – А потом, так как её не оставляли в покое, уехала к своим родителям.

ЦЕННЫЙ ЗЭК

– Пришло время отправить осуждённых на этап по лагерям. На железнодорожном  вокзале нас ждал спецвагон. Меня как единственного «политического» везли отдельно от уголовников. В дороге была ещё одна пытка – жаждой. Я не могу понять, зачем они это делали: кормили в основном селёдкой, а воду давали очень редко, и всю дорогу люди страшно страдали от жажды.

Николай Николаевич попал в лагерь в Иркутскую область. Зэки строили Братскую ГЭС. Политических направляли на самые тяжёлые работы. Несколько месяцев он работал на лесоповале, потом его направили в цех. В этом цехе электрические провода висели на гвоздях, это было опасно для рабочих. Николай Николаевич вызвался привести в порядок электрическое хозяйство,  ему выписали всё необходимое, и он всё сделал очень качественно. Поскольку работал он на совесть, через три года ему ослабили режим, переведя на поселение. Там работал в проектном бюро. Работал много и очень продуктивно. Сделал проект подстанции, которая снабжала все цеха предприятия. Запроектировал электрощит длиной 17 метров, к которому подключили три старые дизельные подстанции, и многое другое.

Когда Николай Николаевич попал в лагерь, он написал письмо на имя Хрущёва:

– Просил пересмотреть моё дело. И через три года было принято решение о том, чтобы меня освободить, но без реабилитации – официально реабилитирован я был через много лет, в 1995-м году.Начальник предприятия не хотел меня отпускать как ценного работника, специально положил мои документы под сукно.Пришлось написать Генеральному прокурору Руденко, и только тогда Славов оказался на свободе.

В Гурьев Николай Николаевич вернулся в 1961 году, устроился работать электриком в Каззапсельпроект, потом руководил там электротехническим отделом. Проработав 20 лет на этом предприятии, в 1981 году вышел на пенсию.

Со своей нынешней супругой Людмилой Петровной Николай Николаевич повстречался в 1966 году, и вот уже 47 лет они не расстаются даже на день. Они очень хотели бы, чтобы новые поколения не забывали о трагедии политических репрессий и чтобы это никогда не повторилось.

Нургуль ХАЙРУЛЛИНА

Фото автора