Разговор с ликвидатором

после подачи милостыни

Знакомство с Валерием Владимировичем МОЛОТКОВЫМ было необычным: кинув монетку, из журналистского любопытства заглянула в коробок – интересно, много ли нынче зарабатывают попрошайки? В окружении блестящих на солнце кругляшек лежал какой-то документ.

– А что это у вас?

– А это моё. Я ликвидатор аварии на Чернобыльской атомной электростанции, дочка… – откликнулся дед.

«ЕХАЛИ В СЛАВУТИЧ, А ПРИЕХАЛИ В ЧЕРНОБЫЛЬ»

– Я тогда работал мастером кинооборудования в «Киноремснабе», киномехаником то есть. Мне тогда было 36 лет. Жена, трое детей, в общем, жил как все. В декабре 1986 пришла повестка   срочно прибыть в облвоенкомат на улицу Фетисова. Это в-о-он там было, – дед показал направление дымящейся папироской. – Пришёл, а там еще человек триста таких же, как я, и все в неведении топчутся. В толпе многие говорили, что нас отправляют в Афганистан… Чуть позже стали по очереди вызывать в кабинет начальника. Первым делом он спросил, сколько у меня детей. Потом поинтересовался, старше ли они 10 лет. И получив утвердительный ответ, широко улыбнулся и сообщил: «Вы поедете на строительство славного города Славутича! Вы можете сами решать, ехать или нет – дело-то добровольное, но знайте…– понизив голос, – против всех отказавшихся согласно закону “О воинской обязанности” будет возбуждено уголовное дело...». Естественно, я согласился. В ходе таких бесед с начальником многие по разным, одному ему ведомым причинам, оказались негодны. В результате из 300 осталось 96.

После ночи на жёстких матах в спортзале военкомата – домой так никого и не отпустили – мужчин погрузили в автобус, довезли до вокзала и посадили на поезд. 

– В Ганюшкино на перекличке еще одного отсеяли, – вспомнил Валерий Владимирович. – Парнишка лет двадцати, в солдатской форме. Помню, наш сопровождающий майор ЯШКОВ резко остановился перед ним и рявкнул: «Ядрёна вошь! Кто ж тебя сюда… Эй, оформите его назад, нечего ему там делать!»

И он уехал назад, в Гурьев. А мы через несколько дней уже выходили на ночной перрон города Белая Церковь. Нас никто не встретил, так и стояли голодные и замерзшие с двух ночи до шести утра на декабрьской стуже. Там было много таких как мы, из других городов и республик. К обеду нас, наконец, доставили до пункта назначения в вахтовый посёлок Зелёный Мыс, по-нашему, «Зелёнка». Он находился в двухстах метрах от границы с 30-километровой зоной отчуждения.

26 апреля 1986 года мир облетела страшная новость: взорвался 4-й энергоблок Чернобыльской атомной электростанции. Эта техногенная катастрофа была и по сей день остаётся самой масштабной за всю историю человечества. Для ликвидации последствий катастрофы в 30-километровую «зону отчуждения» вокруг станции из всех уголков СССР стали прибывать командированные специалисты, а также воинские части –  как регулярные, так и составленные из срочно призванных резервистов. Их всех позднее стали называть «ликвидаторами». Ликвидаторы работали в опасной зоне посменно: те, кто набрал максимально допустимую дозу радиации, уезжали, а на их место приезжали другие. Основная часть работ была выполнена в 1986-87 годах, в них приняли участие примерно 240 тысяч человек. Общее количество ликвидаторов (включая последующие годы) составило около 600 тысяч. Из Атырауской области было призвано около 200 человек.

БОГАТЫЙ РАЦИОН

– В нашей воинской части под номером 74317 всем прибывшим сделали прививки, распределили по должностям, дали талончики на еду и ввели в курс дела.

Уже в первый день своего пребывания в зоне катастрофы Валерию Молоткову бросились в глаза необычно большие порции еды в столовой для ликвидаторов, а также поражающее своим разнообразием меню.

– Когда я уезжал из Гурьева, полки магазинов были пустыми, а тут масло, сахар, виноград, яблоки, консервы, любые виды соков, сыры, грибы, мясо… Всё очень вкусное, от души, я бы сказал. Однако уже через несколько дней я сам стал ощущать острые приступы голода даже после сытного обеда. Позднее сослуживцы объяснили: излучение проникает в костный мозг, и организм перестает производить необходимое количество красных кровяных телец, отсюда и постоянный голод. Но кормили нас хорошо, на это я пожаловаться не могу. Кстати, в той же самой столовой работяги рассказали и о пользе водки. Якобы, в ту роковую ночь взрыва на объекте было несколько пьяных, которые употребляли алкоголь в честь замужества дочери какого-то начальника. Все, кто в ту ночь на 26 апреля ликвидировал пожар, умерли, кроме тех нескольких выпивших везунчиков. Поэтому водку в части пили. Но мало, – рассказывает старик. – Её привозили из Киева, 1-2 бутылки на взвод из 45 человек. Не помню, чтобы в нашей части кто-то ходил пьяным.

«ГРЯЗНЫЙ» АВТОБУС И ЛЫСЫЙ ПЕТУХ

Уже на следующий день после прибытия Валерий со своим взводом поехал в зону.

–…Меня потряс город Припять. Правда, в сам город мы не заезжали, но издали я видел, как на веревках мотыляется почерневшее бельё с прищепками. Про себя я сразу же его окрестил Белым городом. Очень красивые новые дома, открытые форточки со шторами, горшки на подоконниках, в которых раньше были цветы… Хороший город, красивый, но обнесённый колючей проволокой. У меня сердце похолодело, насколько он был одиноким. Ни единого движения. Ни людей, ни птиц, ни кошек, ни собак.

…На место нас везли на «чистом» в смысле радиации автобусе, а за три километра до станции мы пересаживались на «грязный». Я всегда напряженно наблюдал во время пути, как росли показатели дозиметра: 35… 40… 45…, в пункте назначения были все 700 микрорентген в час. На нас химзащита, рукавицы, маска…

Впервые, когда я увидел саркофаг, был поражен – он был чёрным. Как мне объяснили, его заливали каким-то особенным бетоном. Но он был опасен, у нас говорили: саркофаг «сифонит».

За все 264 дня, которые я был там, мы делали разную работу: валили рыжий лес, варили свинцовые листы, закапывали заражённую технику в отстойниках, рыли котлованы, которые впоследствии становились могильниками для заражённого имущества, закапывали «грязный» грунт, очищали территорию от радиоактивного мусора, много чего делали… Каждый день подъём в шесть утра, завтрак, с собой выдавали по две бутылки минералки, и вперёд – в 9 уже на месте.

На одних объектах работали по 5 минут, на других 11 часов, а порой и все 24 часа в сутки – все зависело от степени зараженности места. Приходилось бывать и непосредственно на 4-м энергоблоке, который взорвался 26  апреля. 

И с самого первого дня до момента, когда уехал, мне все время хотелось кашлять. Не покидало ощущение песка в горле. Все наши покашливали, даже во сне.

За всё это время из живых животных, кроме грачей, я видел курицу и петуха – откуда они взялись, никто не знал. Над ними и посмеивались, и жалели: оба были совершенно лысыми, глаза красные, тела хилые такие. Вскоре они сгинули – умерли, наверное, где-то.

– Сколько вы получили рентген к концу службы?

– Официально – 11. Но на самом деле гораздо больше. Вообще представления на замену писались, когда человек набирал 15 рентген. Но там явно химичили с этими рентгенами. Насколько мне известно, выше 25 нельзя было ставить – таким «непорядком» всегда интересовалась военная прокуратура.

Припять — город на Украине, покинутый жителями после аварии на Чернобыльской АЭС. В результате Чернобыльской катастрофы были осуществлены эвакуация и переселение людей с загрязненных территорий. Всего в 1986-1991 гг. из зоны обязательного отселения было эвакуировано 163 тыс. человек.

«МНОГО НАШИХ УМЕРЛО»

…Спустя какое-то время я стал узнавать о смертях тех гурьевчан, кто побывал на ликвидации. Первым ушёл из жизни наш плотник – умер от рака в конце 1987-го. Потом ещё несколько человек, и у всех была эта болезнь. А у меня в 37 лет неожиданно стали расти зубы, причём остриём в щеки. Начались проблемы с координацией движений, резко упало зрение… Но по сравнению со многими нашими я, можно сказать, отделался легким испугом. Мой хороший знакомый, тоже ликвидатор, который сидит, так же как и я, но на другом рынке, сейчас не имеет ног. Всё из-за проклятой радиации: ему сначала отрезали лодыжки, потом по колено, а под конец по самые бедра. Эта радиоактивная пыль витала везде: оседала на волосах и ботинках. У него, видишь, ноги пострадали. Про него лучше напиши, дочка, ему больше досталось… Правда, не видел я его пару лет. Может, уже и помер.

Многие из наших, если и не умерли, остались инвалидами. Кому нужны такие работники – хилые да больные? Вот нас и выкинуло за борт. Но я не жалуюсь… Что уж теперь. А у нас вся семья долгожители, и я тоже, видать. Маме, вон, моей за 90, а она ещё мне помогает. А я ей. Жена умерла, дети разъехались, и мы теперь друг у друга одни. А ты сходи молоко мне купи да сигареты за рассказ. Если не жалко.

С благодарностью получив пакет, дед выгреб мелочь из коробки, а удостоверение бережно положил в карман брюк.

– Не многие, но всё же интересуются, что за удостоверение, – криво улыбнулся он. – Что меня погубило, то теперь меня и кормит. Не обижайся – что вспомнил, то и рассказал. Давно это было. Все уже забыли. Как будто и не было ничего…

Анастасия ПАСТУХОВА

Фото автора