Большое сердце «Маленькой страны»

Эти истории вселяют веру в чудеса – несмотря на то, что за волшебством маленьких исцелений стоит на самом деле рутинный ежедневный героический труд. Только терпение и труд. И тогда приговоренная врачами к неподвижности малышка однажды встанет и умоет нежное лицо. Сама. И доведет этим простым действием родных до слез. Слез счастья.

Все журналисты избегают этих тем: человеческой слабости перед немощью, болезнью. А уж если это дети… Тяжело даже прикоснуться, войти в их жизнь вскользь, узнать подробности, потому что они остаются в тебе навсегда. И ненужные вопросы – почему, за что и как быть – застревают в тебе тоже. Я не знаю, какое сердце нужно иметь, чтобы жить этим годами и не просто вязнуть в собственной рефлексии и сочувствии, а деятельно помогать, лечить, искать: нужные слова, методики, средства... Тормошить, будить, убеждать уже опустивших руки родителей и вместе с ними поливать эти нежные цветы, не всегда благодарно распускающиеся в ответ.

Но когда это происходит, слезы счастья текут из глаз не только родительских.

– Аллах не даст соврать: когда эти дети начинают ходить, улыбаться, лепетать, произносить первые слова – это моё Майами, это мои рябчики, ананасы, мне больше ничего не нужно, – улыбается он. А я смеюсь в ответ, потому что никогда не слышала сравнений в таком контексте. Да я вообще немного встречала людей, похожих на этого человека. Совершенно обычного, нашего, местного, всем давно известного Ерлана КУМИСКАЛИЕВА, который уже годы служит своей цели – помогать детям, нуждающимся в его помощи.

Идея этого материала возникла в тот момент, когда Ерлан опубликовал свой очередной пост – о мальчике с синдромом Дауна, с красивого личика которого эти признаки будто ластиком стираются благодаря самоотверженности матери и мягкой помощи общественного объединения «Атырау. Маленькая страна». Я в своем невежестве была поражена – постойте, ведь это нарушение хромосомного ряда, геномная патология, разве это можно лечить?! А до этого Ерлан рассказывал о детях с ДЦП, которые не ходили – и пошли, молчали – и вдруг заговорили, начали учиться в школе… Значит, диагноз не приговор?

– Это испытание, вызов, уроки судьбы, что-то ещё, но ни в коем случае не приговор; есть свет, есть надежда, надо просто не останавливаться. Ну и без веры никуда конечно, – говорит Ерлан. – Убедись сама.

НУРДАУЛЕТ

У Нурдаулета мама модельных параметров, а выдержка и воля к победе у неё бойцовские. Красавица Альфия фотографироваться не любит. Просить она тоже не любит. И не просит. Бьётся сама, одна. Отец, как это водится, при виде сына заявил, что в его роду «таких» детей не было и быть не может. Это почему-то широко распространенная у мужчин форма защиты.

– Мне было 23, когда я родила сына. Врачи сразу начали сбегаться, что-то обсуждать и сказали: кажется, у ребенка Дауна. Я даже не знала, что это. Потом сказали, что вроде не подтверждается, не все признаки были, – рассказывает Альфия. – Выписались мы с карточкой, в которой синдром был прописан со знаком вопроса. В четыре месяца в Актобе сдали кровь на анализ. Через месяц диагноз подтвердили. Навсегда запомнила слова врача: только ты можешь сделать из него здорового человека или больного. До шести месяцев Нурдаулет лежал неподвижно и не принимал никакого лечения – мне просто не давали возможности его лечить, время уходило. Однажды я поняла: если продолжу мириться с этим, мой ребёнок станет инвалидом. Собралась и ушла к родителям. Мы стали жить вшестером в одной комнате. Там мы сразу же приступили к остро необходимым массажам, начали принимать назначенные лекарства.

Альфия подала на развод и алименты, муж выдвинул встречный иск – по определению отцовства. Его семья продолжала настаивать, что в их роду такой ребёнок родиться не мог. Вынудил делать анализ ДНК, причём настоял, чтобы на крови, а не на слюне. Несколько человек держали заходящегося в крике 7-месячного Нурдаулета, тыча и тыча иглой в неуловимые вены, а отец безучастно сидел рядом.

– Я вышла на работу – нужны были деньги на лекарства. Через месяц пришел результат теста – 99,99%. Он всё так же не верит. Алименты платил через раз, потом снизил через суд их размер до минимальных 7,5 тысяч, – продолжает Альфия. – Так проходили мои дни – работа, бесконечные суды, больницы, реабилитационные центры…Не помню откуда услышала о Ерлане ага, наверное, сам бог послал. Он назначил терапию с собаками, массаж, направил к логопеду… Я не знала многого, но главное – я получила моральную поддержку. Я была очень слабая, была готова опустить руки. Ерлан ага постоянно находит нужные слова и мотивирует меня на успех. Очень помогли и бесплатные консультации психолога из его «Маленькой страны» Александры ВАКУРОВОЙ.

Скрипнула дверь, и в проеме появилась светлая, почти рыжая голова: Нурдаулет вышел на перерыв и начал искать маму, с которой мы сидим в одной из комнат учебного центра – у него репетиция, он играет в театре. Это 25 тысяч из 60 тысяч зарплаты мамы-видеомонтажера.

– У него задержка речи, чтобы её развивать, необходимы уроки сценического актерского мастерства, Ерлан ага посоветовал, – говорит Альфия. – Он говорит короткими фразами, односложными предложениями. Чтобы пойти в обычную школу, это моя цель, ему нужно научиться строить более сложные предложения. Я отдала его в нулевой класс частной школы – чтобы подготовить к первому классу, чтобы он чувствовал себя уверенно, чтобы ему было комфортно с другими детьми.

– Но это 60 тысяч, вся твоя зарплата.

– Ищу вторую работу, вечернюю. Я должна это сделать. Его пособие уходит на лекарства, а нужны еще одежда, занятия с логопедом и дефектологом, занятия в бассейне…

Все, кто сталкивался с Нурдаулетом, хотят знать секрет Альфии. Он социализирован, свободно общается со сверстниками – ходил в обычный садик. Добрый, неконфликтный и очень заботливый малыш был любимцем воспитателей. В свои шесть он уже говорит необходимое, считает до 10 на русском и на казахском, научился прыгать! Это удивительно, но прыжки с трудом даются людям с синдромом Дауна.

– Мой секрет в том, что я не верю в его диагноз, – говорит Альфия. – Именно это мне помогло. Вначале я видела в нём признаки синдрома и стеснялась своего ребёнка, это было самовнушение. Потом я стала много читать, искать мотивационные материалы. Потому что поняла – если упаду я, опущу руки, мой ребёнок никому не будет нужен. И тогда же я поняла – как ты сама воспринимаешь своего ребёнка, таким он и будет. Если видишь в нём больного – то не хочешь уже ничего для него делать: гулять с ним, общаться, даже лечить. Потому что где-то было даже написано, что Дауна это болезнь, и она не лечится… Поэтому я ничего не хотела и не хочу знать об этом. Я не состою в группах родителей детей с синдромом, не смотрю передач и даже не читаю и не хочу слышать. У меня просто здоровый, красивый мальчик. У него просто нарушение речи, и это лечится.

Это, возможно, спорная тактика. Но она приносит результат:

– Недавно мы приехали из Астаны – я подала заявку на квоту в республиканский реабилитационный центр два года назад, постоянно напоминала о себе, звонила, писала… Наконец дали. По итогам 24-дневного курса комиссия дала заключение: более 70% улучшений по всем параметрам.

АЙКОРКЕМ

Айкоркем поставили диагноз в четыре месяца.

– Я молодая была, ничего не замечала. Но взрослые задавали вопрос, почему не двигается. Встали на учёт по ДЦП. Начали принимать массажи и препараты по назначению врачей, – рассказывает её мама Райгуль. – В 2007 нас срочно направили в Алматы, сказали, в голове какая-то опухоль. Ей два года было. К счастью, там сказали – всё нормально, просто голова растёт. Мы продолжили лечение. Дни идут, никаких изменений. Стала часто встречать посты в ФБ про Ерлана, в больницах девочки другие говорили, и я пошла в «Маленькую страну». Она тогда в Химпоселке была. Я думала, пойду, послушаю, может, даст какое-то направление, куда двигаться, чего искать… Ей уже восемь было. Она не ходила, не говорила, не ела самостоятельно, круглые сутки ходила в памперсах… Первым делом он посадил её на диету. Лишнего веса не было, но диета много изменений принесла. Оказывается, таким детям, как наши, нужна диета, только здоровое питание – нет хлеба, мало соленого, сладкого, всё на пар у. Потом он отправил нас в Самару, к врачам реабилитационного центра. Токи, массажи, логопед, дефектолог, психолог. И таких курсов мы, благодаря Ерлану ага, прошли уже четыре. Ездили на терапию в Грузию. В нашей семье работает только мой муж, он полицейский, и мы сами не можем оплатить такое лечение. Могу сказать, что за эти два года изменения в состоянии Айкоркем произошли большие, они заметны: она начала ходить, говорить, сама ходит в туалет и ложку держит сама. Я много дней провела в слезах, сейчас у нас всё гораздо лучше. Когда я молюсь, я благодарю первым Аллаха, за ним – Ерлана. За то, чего мы сейчас достигли. Могу сказать – оказывается, ничего не надо бояться, надо двигаться вперед и верить – это тот опыт, который я получила. Мы стали увереннее, сильнее, но и сегодня любой свой шаг мы согласовываем с ним, советуемся.

– Зачем он всё это делает, как думаете, Райгуль?

– Мы тоже спрашиваем. Он говорит, я видел много трудностей сам и хочу помогать другим.

ДИЛЬНАЗ

Мама Дильназ Алия плачет каждый раз, вспоминая страшные дни сразу после рождения первой дочки. Ей велели готовиться к худшему – Дильназ родилась через кесарево, очень маленькой – 1 800 граммов – и слабой. У неё случилось кровоизлияние в мозг сразу после рождения. Её тут же унесли. Но будто сочтя недостаточной эту пытку, Алие запретили даже приближаться к ребёнку. 10 дней.

– Реаниматолог сказал: всё, готовься, она не будет жить, лёгкие не вентилируются, мы её будем отключать от искусственного дыхания. Меня начали готовить к выписке, одну, а я даже не видела своего ребёнка! Я тайком пробралась в реанимацию через 10 дней и умоляла сестру пропустить меня, чтобы хотя бы увидеть её перед тем, как она умрет. Та встретила меня выговором – где вы ходите, мы тут вас все ищем, думали, девочка брошенная… Я дала ей грудь – и она взяла! Вдруг поменялась политика, мне разрешили её кормить, и я приходила к ней каждые четыре часа, и она начала поправляться.

Алия не знает, что это было, и почему врач-реаниматолог поступил так жестоко с ней и её дочерью, но из стен роддома она вынесла неверие и ужас перед врачами. Но ДЦП те врачи не диагностировали. Родители подумали, что самое страшное позади, и постарались забыть эти дни. Но прошлое о себе напомнило.

– Никаких признаков не было, она могла переворачиваться, немного ползать, думали, спокойный ребёнок. Но в девять месяцев диагноз нам поставили. Мы до пяти лет не принимали никакого лечения, мы отказались от официальной медицины. Ходили к народным целителям.

– Помогало?

– Совсем не помогало. В пять лет участковый врач убедила, и начали ложиться в больницу. Но как только начинается терапия, она становится вялой, у неё понос, рвота. Каждые шесть месяцев так. Препараты ведь очень сильные. С мужем узнали, что открылся такой центр. Нам дали рекомендации по методике Домана – никаких лекарств, диета, паттернинг (лечебная физкультура), маска (вдыхание углекислого газа) в день 60 раз; начали расти голова и грудная клетка. Через шесть месяцев после начала этих программ она встала, сама, опираясь об стену, дошла до ванной и умылась. Мы даже не знали, сидели в другой комнате. Представляете, ребенок, о котором врачи сказали, что она никогда не будет ходить, сама встала?! Это было такое счастье! – теперь Алия плачет уже от счастья.

От всей этой гаммы эмоций на лице обожаемой матери Дильназка, подготовившая к нашему приходу стихотворение, во время декламации не может сдержать слез. На самом деле малышка очень улыбчивая. Она окружена любовью и заботой папы, мамы, братика и сестры. Но этой семье близок еще один человек. Таки да, это Ерлан.

– Я буду только у него лечиться. Почему? Потому что он всё время находит новые методы, программы разрабатывает. Мы ужу прошли два курса лечения в Самаре: микротоки, ипотерапия, консультации дефектолога. Массажи и ЛФК научились делать сами дома. Мы сошли с препаратов! Даже когда ОРВИ, мы не принимаем ни парацетамол, ни антибиотики, только масло чайного дерева, которое нам дал Ерлан ага. Сейчас мы благодаря диете и маслам почти не болеем. Диета строгая – нам нельзя пить молоко, казеин очень плохо воздействует на мозг, сахар для неё яд, мучное тоже. Но мы видим результаты. Была всё время вялая, не ходила, её мучали запоры, ничем не интересовалась, только лежала. Теперь она гуляет на улице как все другие дети – не в коляске или ходунках, а ногами. Ерлан дал нам специальный костюм – благодаря ему Дильназ как бы ходит сама. Сейчас самостоятельно держит ложку, разжевывает пищу. Учится на дому, уже во 2-м классе. Стихи учит на раз. В «Маленькую страну» ходим раз в неделю регулярно, но уже больше для отчета – Ерлан отслеживает всё: что делали, какие изменения, какие результаты…

Спецкостюм – благодаря ему Дильназ как бы ходит сама

ОБЕЩАНИЕ ПРИ ЛУНЕ

– Это правда, – смеется Ерлан. – У меня сейчас 200 с лишним детей, и о каждом я знаю если не всё, то много: где он сейчас, в каком состоянии, какое материальное положение у семьи, как к нему папа относится, как мама, как родственники, что его окружает, чем живёт ребёнок…

– Мама Нурдаулета не признает диагноза.

– Это позитивный настрой, он необходим. Некоторые родители «уходят» в диагноз. Мы говорим – вы лучше всех знаете своего ребёнка, вы лучший для него доктор, вы с этим диагнозом согласны? И расшифровываем то, что там написано. А там написано – имбецил. И они задумываются: нет, я не согласна, мой ребёнок не такой. Почему вы эту запись за истину держите? Почему не боретесь? Вы понимаете, что эта запись лишает ребёнка будущего? И сознание меняется, отношение, и появляется просвет, желание работать. Ещё одна большая проблема – это общее состояние нашего общества. Общеизвестно: где есть стресс – у детей нет прогресса. А у меня большой процент мам, которые испытывают бытовое насилие. Их просто-напросто избивают, причём на глазах больного ребёнка. Откуда у него будет прогресс?! Ребёнок закрыт, самое любимое существо для него – мать, и её избивают, а ребёнок не в состоянии ей помочь.

– Мама Дильназ категорически не приемлет медицинских препаратов.

– Правильно, мы стараемся уйти от препаратов, мы перешли полностью на масла сейчас. Мои дети сейчас простудным заболеваниям не подвержены. Благодаря ароматерапии и диетам. 60-80% успеха – это диета, но не все выдерживают.

– Чудо-диета, судя по отзывам. Расскажи.

– Диета очень быстрый ответ даёт. У меня был случай даже, когда при эпилепсии с помощью диеты уже на второй неделе были улучшения, дети уходили от препаратов. В первую очередь безглютеновая. Гречка, пшено, бурый рис, горох – все крупы на восемь часов замачиваются предварительно в холодной воде, затем воду нужно слить и лишь потом варить. Это не мы придумали, это диета по Доману на самом деле. Мои уже привыкли. Глютен это яд для мозга при его повреждениях. Молоко нельзя потому, что казеин не выводится у них из организма. К повреждениям мозга относятся аутизм, синдром Дауна, ДЦП. Кстати, нет болезни Дауна – это синдром, признаки заболевания, и их можно устранить.

– Значит, те дети с синдромом, которых мы иногда встречаем и они не способны говорить или обслужить себя – они просто не леченные?

– Их лечить не надо, они физически здоровы. Их просто надо развивать, так же как и обычных детей. К несчастью, этот синдром часто идёт в сочетанном виде, например с ДЦП. Когда в классическом виде синдром – организм легче поддается восстановлению.

– Ты всегда избегаешь вопроса о том, что тебя заставило так круто изменить жизнь. Ты был успешным медийным человеком, неплохо зарабатывал, а потом вдруг совершенно изменился, с головой уйдя не просто в благотворительность, а в какое-то самоотверженное служение. Есть такое предположение, отдающее художественной литературой, что ты пришёл к этому через глубокое личное страдание. Не скрою, мне в связи с тобой всегда были интересны два вопроса: почему ты это делаешь и на что живешь, учитывая, что Маленькая страна занимает всё твое время.

– Я не люблю об этом говорить, но ты права: этот вопрос – зачем? – мне задают чаще всего. И, наверное, уже пора на него ответить. Придётся начать с 2006 года, когда мне совершенно случайно вынесли угрожающий моей жизни диагноз. Я повез тогда сестру в Китай на лечение и там прошёл по предложению врачей диагностику – заодно. На следующий день вызывают в ординаторскую и показывают результаты. Осложнение на фоне гепатита С. Это всегда приводит либо к циррозу, либо к раку печени. Я был шокирован. Не мог поверить – я всегда был разборчив и вёл здоровый образ жизни. Приехал в Алматы и пересдал анализы. На следующий день врач сказал: в Казахстане это приговор, во времени вы ограничены, поэтому немедля езжайте куда-нибудь, попытайтесь спастись… Болезнь стремительно развивалась, а я и не подозревал, её недаром называют «сладкая смерть» – печень не имеет нервных окончаний и не болит, просто однажды тебя рвёт частичками собственной печени, и это конец.

– Но откуда она взялась?

– Я тоже в то время мог думать только об этом. Единственное место, где могли занести инфекцию, – это стоматология, незадолго до этого я лечил глубокий кариес через инструментарий. Но доказать такие случаи заражения практически невозможно, да и сил и времени на это не остаётся. Поехал в Москву, в клинику при президенте РФ. Они назвали сумму. Я хорошо зарабатывал, у меня были хорошие контракты с компаниями на мои услуги, но таких денег не было. Но там мне подсказали более дешёвый вариант: «вы молодой, возможно, выдержите высокие дозы», и направили в самарский гепатологический центр. Начал противовирусное лечение – оно тяжелее и хуже по побочным последствиям, чем антираковая химия. Волосы поседели, потом все выпали, кожа сохла и сыпалась горстями, сбросил 30 килограммов, весь почернел, всё ломило, скручивало. Тяжелейшая терапия, очень токсичная, вызывает серьёзные повреждения других внутренних органов. Там, когда достигаешь пика лечения, организм либо выдерживает, либо умирает. Вот на самом пике как-то я не мог спать, моя кровать стояла напротив большого окна, я лежал и смотрел на невероятно огромную луну, которая заняла весь оконный проем. Я почему-то стал молиться и поклялся Аллаху: если выкарабкаюсь, готов всю свою оставшуюся жизнь посвятить тем, кто будет нуждаться во мне. Пройду этот путь, насколько хватит сил. Я не знаю, молитва ли, лекарства ли сделали своё дело, но мне становилось лучше и лучше, и я выжил.

Я же на 4-5 лет выпал вообще из жизни. Все эти годы лечился. И «Маленькая страна», наконец, начала свою работу в апреле 2013 года. Но сейчас я понимаю, что болезнь может вернуться в любой момент, поэтому тороплюсь. Стремлюсь хоть что-то сделать для своих детей.

«МНЕ НУЖЕН ГЕКТАР ЗЕМЛИ – И ВСЁ»

Ерлан Кумискалиев. Фото из архива "АЖ"

– Ты делаешь немало. У тебя есть ещё планы?

– Да, мы работаем. Видим результаты этой работы. Но моя голубая мечта – построить для моих детей ферму, ипоцентр. Это будет конюшня и огород.

– Трудовая и ипотерапия?

– Целей на самом деле много. Да, обязательно ипотерапия, я и один из моих волонтёров прошли обучение и имеем международный сертификат ипотерапевтов. Но ипоцентр нужен не просто как вид реабилитации. Эти дети не ущербные, я хочу доказать, я хочу подготовить их к параолимпийским играм. Мне, например, было стыдно, что со всего Казахстана на последние игры поехали всего 10 человек. Я сам через 2-3 года, если бы были условия, мог бы столько же подготовить по конному спорту. Потом, мои дети же растут, они примерно одного возраста, но самые старшие из них через несколько лет уже повзрослеют и должны будут зарабатывать себе на жизнь. Их нужно социализировать. Они могут работать – приносить пользу обществу и содержать себя. Они могут выгуливать собак, ухаживать за лошадьми, за курами, ухаживать за огородом, то есть им вполне по силам заниматься фермерством. Хочу устроить небольшую ферму органических овощей и фруктов для нужд самих же детей; в идеале, изначально мои дети должны питаться только органическими продуктами. То есть это и трудотерапия, и развитие навыков, и мышления посредством опыта и наблюдения. У моих детей спрашиваешь: «вот морковка откуда?» Они говорят: из супермаркета. Они понятия не имеют, что это растёт. При повреждениях мозга самое главное лечение не массаж, не иглотерапия, а нагрузка на мозг. Мозг должен работать постоянно. Уходит спастика (нарушение нервно-мышечной деятельности), улучшается работа конечностей и т. д. Многие акцентируют внимание на лечебных процедурах – тупо возят, ставят системы, массажи получают… Всё это нужно, бесспорно. Но они думают: вот, прошли курс лечения… и всё – положили ребёнка на кровать и до следующего курса пусть лежит. Часто о детях с нарушениями мозга думают, что ребёнок ничего не понимает, ничего не знает, ему ничего не нужно. Но я заметил такую закономерность: самые умные дети – с ДЦП. Мы начинаем работать – вот это твоё полотенце, это горячая вода, это холодная, это занавеска… её нужно поднять и показать ему мир за окном – вот едет красная машина, вон растёт дерево, оно осенью облетает… И ребёнок на глазах становится другим. Родители зацикливаются на уходе, но не развивают. Это огромная ошибка.

– Почему ты не можешь открыть такой ипоцентр?

– Мне нужна земля, только гектар земли с инфраструктурой – подведенными коммунальными коммуникациями и подъездной дорогой, и всё, больше ничего.

– В городе?

– Необязательно, можно в пригороде. Транспорт мы организуем. Финансирование найдём. Я думаю, что смогу найти. Есть люди, которые периодически спрашивают, чем они могут помочь. Я говорю: пока ничем. Я жду разрешения. Писал городскому акиму весной этого года. От замакима пришёл ответ, что «по положению вы входите в группу тех землепользователей, которые должны выкупать землю на аукционе». Но на аукционы сейчас опять наложен мораторий. Но я не могу ждать, мои дети не могут ждать.

– Может аренда? На 49 лет, например.

– Я не знаю, я согласен на любые условия, я совершенно открыт для диалога.

– А почему не сходить на прием к акиму области?

– Я не знаю, как это делается.

ДРУГОЕ СЧАСТЬЕ

– Ты не ответил на ещё один часто возникающий вопрос: на что живёт безработный Кумискалиев?

– На какие средства живу я? Просто получилось, что один состоятельный и известный человек попросил помочь написать книгу о нём. Я получил очень щедрый гонорар и живу на него. С того времени, как заболел, моё мировоззрение серьёзно изменилось, изменились круг общения и интересы. Я уже не помню, когда ходил в последний раз в ресторан, покупал себе что-то новое, я не нацелен куда-то съездить. Не в этом счастье, понимаешь. Я понял ценность жизни, я в гармонии со своей душой. Меня ничто не тяготит, не волнует. То, что я каждое утро просыпаюсь, вижу восход, для меня уже счастье. Что касается «Маленькой страны». Заработка у нас нет. Центр живёт на пожертвования. Мы не ходим с протянутой рукой, не участвуем в тендерах, потому что это мой осознанный выбор и государство его не обязано оплачивать, никто же меня не заставлял. Любой чиновник может сказать: «Ерлан, извини, но если ты не тянешь, брось, ты же не для нас это делаешь». Поэтому я очень благодарен всем, кто делает частные пожертвования. Всё, что поступает, строго идёт на центр. Эту работу по учёту средств ведут мамы. Весь приход. Я с детства не умел считать деньги, у нас всё прозрачно, но я к этому отношения не имею. Любой, кто делал пожертвование, может в любой момент прийти и посмотреть – каждый поступающий для центра тенге отражен в статье прихода. Многие не афишируют, помогают анонимно, тогда мы пишем – неизвестный. Единственное, что я согласовываю и утверждаю – расходы. Ну и суммы не сказать что огромные.

– Хватает?

– По минимуму на главное – хватает. Я и мои волонтёры стараемся больше учиться, осваивать новые методики, и знаю, что вот эта методика именно вот этому ребёнку подойдёт, улучшит его состояние, но не всегда хватает средств. Помещение нам дали власти, спасибо, но оговорённые пять лет идут быстро, три года уже прошло, я уже с ужасом жду, что будет?!

…Хорошо всё будет, Ерлан, не волнуйся! Правда, люди города Атырау?

Зульфия БАЙНЕКЕЕВА

Фото и видео Марата ТАКУЛИНА